Дореволюционный быт. Крестьянский быт: жилище и хозяйственные постройки. Языческая русь до призвания варягов

Почему в петербургских дворцах прятали ванны и где жили аристократы и студенты, чем пахли улицы дореволюционного города и как избавлялись от нечистот, почему у туалетов на черных лестницах не было дверей и как люди жили в домах при средней температуре 17 градусов?

Екатерина Юхнева

Какие квартиры в петербургских домах были самыми шикарными и где жили бедные студенты

В XIX веке самые дорогие квартиры в доходном доме находились на втором этаже. В них был парадный вход, окна выходили на улицу. Максимальное количество комнат, которое мне попадалось, - 21. Причем комнаты были площадью до 50 метров.

К концу XIX - началу XX века самые дорогие квартиры переместились выше. Это объяснялось в первую очередь распространением лифтов: подниматься на нем в квартиру считалось шикарным. А для второго этажа лифт не нужен.

Кроме того, с развитием транспорта и ростом города квартиры на втором этаже становились грязными, потому что всё, что скапливалось на улице, поднималось туда. К началу XX века самыми дорогими становятся третий и четвертый этажи. Если вы идете по центру Петербурга, то можно обратить внимание, что именно эти этажи зачастую выделены пилястрами, колоннами, арками.

Кабинет купца I гильдии Г. Г. Елисеева. Начало 1900-х годов. Фото из книги «Петербургские доходные дома. Очерки из истории быта»

Что интересно, в европейских городах традиционно селились слободами - это пошло со Средневековья. В одном районе жили ремесленники, в другом аристократы. В Петербурге же, как в новом городе, эта традиция не сложилась. Бедные квартиры располагались в тех же домах, что и богатые.

Можно представить себе красивый дом с окнами на Литейный проспект, где на втором и третьем этаже живут богатые горожане, а подвальный этаж сдан сезонным рабочим. И там живут несколько десятков человек - единственное, вход в эту квартиру будет не с парадной лестницы, а с черной.

По одной лестнице могли ходить сенаторы, богатые купцы и какой-нибудь студент, который снимал квартиру на последнем этаже. Может быть, в этом смешении была заложена нестабильность петербургского общества и, возможно, поэтому он стал городом трех революций.

Какие районы считались престижными и где строили дома с новейшими удобствами

Сначала самым фешенебельным районом города считался так называемый золотой треугольник, ограниченный Фонтанкой, Невским проспектом и Невой. Там были построены лучшие дворцы города. По этой причине строить там доходные дома было невозможно, и постепенно сдавать квартиры начали в особняках. Мы это видим на примере квартиры Пушкина, которая находилась в доме княгини Волконской.

При этом, поскольку особняки строились не для сдачи, квартиры там были несколько странными. У Пушкина, например, кухня располагалась этажом ниже. С такими удобствами к концу XIX века никто мириться бы не стал, и постепенно доходные дома стали появляться в Литейной части. Они строятся уже с водопроводом и ватерклозетами, то есть со всеми современными удобствами вплоть до домового парового отопления.

Спальня в барской квартире, 1915 год. Фото из книги «Петербургские доходные дома. Очерки из истории быта»

В начале XX века с появлением моста через Неву на Петроградскую сторону застраивался Каменноостровский проспект. Там были дома со всеми удобствами, в том числе встроенными в стену пылесосами (с центральной пылевысасывательной станцией, соединенной трубами со всеми квартирами - прим. «Бумаги» ). Точно так же до 15-й линии в это время застраивается Васильевский остров.

Как Петербург жил без канализации и какой запах стоял на улицах города

В Петербурге существовали сложнейшие системы фонтанов, поэтому технически водопровод в городе был с момента основания. Но он никому оказался не нужен.

В середине XIX века в Петербург приехал граф Эссен-Стенбок-Фермор, посмотрел, как в столице Российской империи моются из кувшинов, и сделал первый водопровод по улицам Знаменской (Восстания), Итальянской, Сергиевской (Чайковского). Вода подавалась водокачкой, стоявшей у Воскресенского моста. Но граф прогорел, потому что никто не хотел подключаться к этому водопроводу.

Водовоз. Фото: vodokanal.spb.ru

Постепенно в конце XIX века водопровод сначала устанавливают на левобережной части, а затем на правобережной.

Потрясающе, что с водопроводом почти 40 лет в Петербурге не было сливной канализации. До революции была только ливневая. Она есть до сих пор, ее можно опознать по крышкам люков с большими прорезями. Туда уходит снег и дождь.

Строительство канализации в Ленинграде в 1920-е годы. Фото: vodokanal.spb.ru

Вода из труб уходила в выгребные ямы, которые находились около каждой черной лестницы. В обычных домах это была выкопанная яма с земляными стенками - и жидкости всасывались в почву. При этом посередине двора обычно был колодец.

В лучших домах понимали, что это негигиенично, и делали бетонированные выгребные ямы. При наличии ванн, ватерклозета в эти резервуары попадало огромное количество воды. Вычерпывали ее оттуда золотари (ассенизаторы) ковшиками на длинной палке.

Что касается запаха, то в приличных домах на ямах были люки, где-то они даже закручивались крышкой. Запах был от другого: транспорт в основном гужевой, и, естественно, лошади оставляли следы своей жизнедеятельности. Поэтому Петербург был покрыт тонкой взвесью желтой пыли. В летние месяцы всё это стояло над городом. Отсюда пошла мода на дачи.

Почему справлять нужду при посторонних считалось нормальным и какие устройства дамы прятали под юбками

В XVIII веке отправление естественных надобностей могло совершенно спокойно происходить прилюдно. Женская прислуга ходила мимо мужчин, которые в то время справляли нужду, и их это нисколько не коробило. При этом в то время для женщины было неприличным показать лодыжку при посторонних.

В высших слоях общества это тоже считалось абсолютно естественным. Пышные наряды позволяли дамам справлять нужду где угодно. Например, Екатерина II принимала послов, сидя на своем переносном сундучке. Из-за широких юбок этого было как бы не видно. Точно так же дамы на балах пользовались специальным устройством бурдалю.

Бурдалю. Фото: Wikimedia.org

В доходных домах до конца XIX века были отхожие места: ниша с сиденьем и дыркой. Никакой кабинки и дверцы там не было. Этим удобством пользовались прачки, кухарки, прислуга.

Мы сейчас плохо себе представляем, каким оживленным местом была черная лестница: надо и дров принести, и воду, и на чердаке белье развесить. По ней всё время туда-сюда ходили люди, что не мешало тут же пользоваться отхожим местом.

Во дворах были ретирадники - то, что похоже на наши дачные удобства. Ими пользовались дворники и уличные торговцы. В последней четверти XIX века и в XX веке ретирадниками оборудованы все дворы. Где-то это кирпичные пристройки, в домах попроще - деревянные домики.

Общественных туалетов в городе не было вплоть до 1871 года. Содержимое ночных ваз и поганых ведер выплескивали прямо на улицы. Не совсем, правда, под ноги прохожим, а в канаву, которая шла вдоль улицы.

Какая температура в доме считалась нормальной и как согревались петербуржцы, если было холодно

Для отопления в квартирах использовали печи-голландки и круглые печи. Камины в Петербурге с практической точки зрения не любили - ставили только для красоты.

Печами получалось натопить воздух до достаточно высокой температуры, но это не считалось необходимым. Мы сейчас живем в слишком жарких помещениях, а тогда нормой считались 17 градусов тепла. При этом спали под пикейными одеялами, то есть под покрывалами с нашей точки зрения. Часто температура была еще ниже - 12–13 градусов. Тогда спали под пуховыми одеялами, но обязательно надевали ночные колпаки, потому что мерзла голова.

В домах носили ватные стеганые халаты. По теплоте это наши синтепоновые куртки. Чиновник приходил домой, снимал сюртук и надевал такой халат на брюки и рубашку. Потому что просто было холодно.

Разгрузка барж с дровами. Фото начала XX века

На зиму в окна вставляли вторую раму. Между рамами прокладывали специально сшитые мешки, набитые опилками. В самых богатых домах эти мешки были набиты ватой.

Чем петербургские дворцы поражали современников и как освещали квартиры в доходных домах

Свет в домах очень берегли. В квартирах была сделана система внутренних световых окон над дверями. Дневной свет использовался не только в комнатах, но и в темных коридорах, прихожих. Эти световые окна просуществовали вплоть до строительства хрущевок.

С появлением сначала керосинового освещения, а затем электричества были сделаны очень разумные лампы. Они опускались и поднимались при помощи рукоятки. Обычно посередине комнаты стоял большой круглый стол, за которым папенька читал газету, маменька что-то штопала, гимназист учил уроки, младшие дети играли в игрушки. И всё это с одной лампой.

Были еще переносные лампы. Причем керосиновые лампы сохранились с приходом электричества. Зажигать в комнате свет, чтобы пройти куда-то, было не принято.

Во второй половине XIX века современники поражались электрическому освещению в петербургских дворцах. Но стационарного электричества там не было. Была динамо-машина с проводами и лампами - что-то, напоминающее елочную гирлянду. Перед балом вызывали специальных электриков, они развешивали лампы - и когда начинался бал, вспыхивал яркий свет.

Причем поражались в основном дамы. Их макияж был рассчитан на свет керосиновых ламп, а в электрическом свете он смотрелся вульгарно.

В бытовом плане электрическое освещение очень долго не могло прижиться в Петербурге. В новых домах начиная с 1890-х годов было электричество. А старые дома переоборудовать трудно, поэтому во многих доходных домах электрическое освещение отсутствовало.

Как часто мылись петербуржцы и почему ванные комнаты было принято скрывать

В XVIII веке в петербургских дворцах знати стали появляться ванны. Они считались редкостными диковинками. Во второй четверти XIX века ванны стали обязательными во дворцах, при этом их часто маскировали, например, под бильярдный стол, а в шкафах-обманках прятали душ. Как любое служебное помещение его не считали нужным показывать гостям.

В квартирах ванны начали ставить в последней четверти XIX века. В больших квартирах богатых домов были индивидуальные ванны. Для жителей маленьких квартир существовали общественные ванны.

Старший дворник распределял расписание пользования ванными. Он же топил печку-водогрей. В шикарных домах были мраморные ванны, в средних - обычные эмалированные, в плохеньких - жестяные. Ванны принимали, выстилая ее простынкой. Мылись раз в неделю. Если в доме не было общественной ванны, то жильцы ходили в баню.

Состав, структура и хозяйственно-экономические функции белорусской семьи изменялись в зависимости от конкретных исторических условий и развития производственных отношений. Еще в середине XIX в. среди крестьянства Белоруссии была распространена патриархальная большая семья, когда родители жили со своими женатыми или замужними детьми и их потомством. В условиях капитализма к концу XIX- началу XX в. преобладающей стала малая семья, состоящая обычно из родителей и их неженатых детей. Малой семьей была и такая семья, в которой при стариках-родите- лях оставался один женатый сын (обычно младший) с невесткой или, реже, замужняя дочь с зятем-приймаком и их детьми. В тех местах, куда капиталистические отношения проникали менее интенсивно, например в Могилевской и в южной части Минской губернии, в крестьянской среде сохранялась большая, неразделенная семья. По данным переписи населения России 1897 г., средний количественный состав семьи в белорусских губерниях колебался от шести до девяти человек.

Крестьянская семья была основной экономической ячейкой в сельском хозяйстве Белоруссии. В хозяйственной деятельности крестьянской семьи существовало традиционное половозрастное разделение труда. Все хозяйственные работы обычно делились на мужские и женские. Пахота, посев, бороньба, косьба, молотьба, заготовка дров, уход за лошадьми, вывозка в поле и некоторые другие работы считались мужскими. Приготовление пищи, уход за детьми, пряденье, тканье, шитье, стирка белья, доение коров, уход за домашним скотом и птицей, жатва, сгребание сена, прополка, теребление льна, уборка картофеля за плугом, уход за огородом и ряд других работ - женскими.

С развитием капитализма и разрушением патриархальных устоев семьи грани между «мужскими» и «женскими» работами стирались. Если нехватало мужских рабочих рук, женщины и девушки выполняли мужские работы, даже такие, как пахота и косьба. В случае необходимости, особенно когда мужчины уходили на заработки, все делали женщины. Зато некоторые женские работы никогда не выполнялись мужчиной, считавшим их для себя унизительными. Например, мужчина никогда не садился за прялку или за ткацкий стан, без крайней нужды не стряпал, не доил коров.

Распорядителем основных хозяйственных работ был отец, а в случае его отсутствия - старший сын. Женщина становилась главой семьи только после смерти мужа, если в семье не было взрослого сына. Всеми женскими работами управляла жена хозяина, сам он обычно не вмешивался в специфически женские работы.

Глава семьи пользовался большим авторитетом. Однако важнейшие хозяйственные дела (начало тех или иных сельскохозяйственных работ, приобретение или продажа имущества, скота и т. д.) решались при участии взрослых членов семьи, особенно мужчин, хотя в окончательном решении основная роль принадлежала главе семьи.

Такое ограничение власти главы белорусской крестьянской семьи объясняется тем, что земля, орудия труда, скот, посевы и собранный урожай, хозяйственные постройки, мебель и домашняя утварь были общим достоянием семьи. Если в семье были взрослые и особенно женатые сыновья, глава семьи не мог самостоятельно распоряжаться этими ценностями. Личное имущество составляли одежда, обувь, украшения и некоторые другие мелкие вещи и орудия труда. Личным имуществом жены считалось ее приданое.

В условиях помещичье-буржуазного строя женщины-крестьянки терпели двойной гнет - социальный и семейный. Царское правительство не только не боролось с обычаями, угнетавшими женщину, но укрепляло их своим законодательством. В тяжелом изнурительном труде проводили свою молодость девушки и женщины. Загруженные домашней работой и заботами, живя в бедности, они не имели возможности учиться, оставаясь на всю жизнь темными и забитыми.

Тем не менее жена-хозяйка в белорусской крестьянской семье не была бесправна. В домашнем хозяйстве, в воспитании детей, в доходах от огорода и в расходах по дому она была полноправной распорядительницей. М. В. Довнар-Запольский, наблюдавший жизнь и быт крестьян Минской губ., отмечал, что жестокое отношение к жене было явлением редким, даже более того - исключительнымИным было положение невестки (iсыновай), которая в доме родителей мужа была угнетенным существом. Безрадостным было и положение крестьянских детей, с пятилетнего возраста участвовавших в тяжелых работах крестьянской семьи.

В семейном быту дореволюционного крестьянства Белоруссии довольно распространенным явлением было приймачество, вызванное социально- экономическими причинами. Младшие сыновья в семье, для которых невозможно было выделить часть надела, вынуждены были «пайсщ у прымы», что означало поселиться в доме жены. Горькую долю приймака правдиво выразили старые «примыцтя» песни, пословицы и поговорки - «Прымач- ча доля сабачча».

При заключении брака на первый план выступали соображения экономического характера, потребность в пополнении семьи работницей. Поэтому при выборе невесты особенно ценилось ее трудолюбие, экономическое состояние семьи ее родителей и приданое. Этот момент широко отражен в белорусском фольклоре. Пословица поучала: «Не выб1рай сабе жонку на рынку, а выб1рай сабе жонку на шуцы» 2 .

Невестой могла стать девушка, достигшая шестнадцатилетнего возраста, а женихом - юноша, которому исполнилось восемнадцать лет. Обычно девушки выходили замуж в шестнадцать- двадцать лет. Девушка старше двадцати лет считалась уже «засидевшейся», и ей грозила опасность остаться «у дзеуках». До введения всеобщей воинской повинности (1874 г.) «хлопцы» женились в восемнадцать-двадцать лет, после же введения этого закона они обзаводились семьей обычно после окончания службы в армии, в двадцать четыре -двадцать пять лет.

По существовавшим обычаям свадьбы справляли в определенное время года - поздней осенью, т. е. после окончания полевых работ, и в зимний мясоед, а также на «семуху» (семик). Заключению брака в белорусской деревне предшествовало длительное знакомство девушки и парня. Молодежь знакомилась и вместе проводила время на многочисленных «irpbiin- чах», «вячорках» или «супрадках». Совместные вечеринки молодежи устраивали и соседние деревни. Чаще это бывало во время ярмарок (тргима- шоу) или храмовых праздников (хвэстау). Родители, как правило, следили за знакомствами, и, если выбор сына или дочери совпадал с их интересами, засылали сватов в дом невесты. Однако бывали случаи, когда до дня свадьбы ни жених, ни невеста не видели друг друга. Так случалось, когда родители руководствовались только хозяйственно-экономическим расчетом.

Брак закреплялся свадебным обрядом. Непосредственно свадьбе (вя- селлю) предшествовало сватовство. Сватом по традиции был крестный отец жениха или другой его родственник, или любой женатый мужчина, но чаще для этой роли выбирался разбитной и словоохотливый человек - гаварун. Сваты (обычно вдвоем), иногда вместе с женихом, приходили в дом невесты и начинали «дипломатический» разговор. Его заводили издалека и иносказательно. После сватовства в некоторых местах происходили змовты, запоты, заручыны, во время которых родители жениха и невесты договаривались о сроках свадьбы, о приданом и т. д.

Церковное венчание, хоть и было обязательным, но в свадебном обряде не играло главной роли и могло совершаться за несколько дней или даже за несколько недель до свадьбы. Свадебная обрядность, в основном единая на всей территории Белоруссии, имела ряд местных особенностей. Условно выделяются два основных варианта свадебного ритуала - каравайный, распространенный на большей части Белоруссии, и столбовой обряд на северо-востоке. В первом случае в центре свадебного ритуала были обряды, связанные с печением и разделом каравая, а во втором - одной из важнейших церемоний «вяселля» было благословение молодых. Оно совершалось у припечного столба, которому в древности приписывались магические свойства. Все остальные обряды и обычаи свадебного ритуала в обоих вариантах в основном совпадали. Это - девичник (суборная суботачка), выезд жениха со своей дружынай за невестой, свадебный стол в доме невесты и в доме жениха, посад невесты, расплетание ее косы, звядзенне молодых и др. Все обряды сопровождались пением многочисленных свадебных песен.

Следует подчеркнуть общедеревенский характер белорусской свадьбы. Она была не только семейным праздником, но и большим торжеством для всей деревни. Белорусское традиционное «вяселле», богатое песнями, музыкой, древними обрядами, подлинным весельем, представляло собою яркое зрелище. Е. Р. Романов, напоминая о том, что великий А. С. Пушкин каждую русскую народную сказку считал поэмой, писал о белорусской свадьбе: «Кто присутствовал на народной свадьбе, во всех ее сложных архаических подробностях, тот с таким же правом может сказать, что каждая народная свадьба есть своеобразная опера» 1 .

Большим семейным торжеством было у белорусов рождение ребенка. Главная роль при родах принадлежала деревенской бабке, которая выполняла роль акушерки. Родильных домов в сельской местности до революции не было, акушерка и та была не в каждой волости. Экономические условия принуждали женщину работать до последнего дня, поэтому нередко она рожала в поле или на работе. Знахарскими приемами бабка не только не облегчала положения роженицы, но зачастую осложняла его.

Рождение ребенка сопровождалось обрядами, первоначальный смысл которых заключался в ограждении новорожденного от злых сил и обеспечении ему счастливой доли. Роженицу в первые дни посещали родственницы и соседки, приносившие ей подарки, главным образом лакомства, и помогали по дому. Вскоре родственники, кум, кума и бабка, приглашенные родителями, собирались на крестины (хрэсъбты, ксцты). Главным обрядовым блюдом на крестинах была бабта каша. Ее варила бабка у себя дома из пшенной, гречневой или ячменной крупы. За крестинным столом кум брал горшок, разбивал его так, чтобы каша оставалась нетронутой, и при этом произносил слова, которые с достаточной ясностью раскрывали древний смысл обрядового вкушения «бабиной каши»: «Дай боже на деток, овечек, коровок, свинок, коников, всему скоту приплод, куме, куму и крестнику - здоровье и богатство». После этого на черепки горшка накладывалась каша и раздавалась гостям. В ответ гости клали на стол мелкие деньги. Момент раздачи «бабиной каши», насыщенный прибаутками и шутками, был самым веселым на крестинах. Во время торжества пели «хрэсьбшныя» песни, составлявшие особенность белорусского семейнообрядового фольклора. В песнях этих прославлялись бабка, кумы, новорожденный и его родители.

Родинные обряды, так же как и многие свадебные, в конце XIX - начале XX в. утратили свое первоначальное значение и превратились в обычные увеселения по случаю семейного торжества.

Обрядами сопровождались в крестьянской семье похороны и поминки. Умершего после обмывания и одевания клали в димавту, или трупу (гроб), которую ставили на стол или на лавку, головой к «куту». По обычаю рубаху и другую одежду «на смерць» пожилые люди заготовляли заранее и давали наказ, как их одеть и что положить с ними в гроб. Умерших девушек украшали венком из цветов, как невест. Хоронили обычно на второй или, реже, на третий день после смерти, после многочисленных причитаний и прощаний. Участники похорон по приглашению ближайших родственников покойного в тот же день собирались в его доме на поминки за специально приготовленным столом. По истечении шести дней после смерти проводились шасцты, а через сорок дней (<сарачыны) и через год (гадавши) вновь устраивались поминки по умершему. Кроме этого, ежегодно справляли дни всеобщего поминания радзщеляу и всех умерших родственников - так называемые дзяды. Таких дней в году было четыре. Главным поминальным днем считалась радутца, отмечавшаяся во вторник после пасхальной недели. Таким образом, в семейной обрядности белорусов дореволюционного времени в некоторой степени сохранялись дохристианские верования и обряды.

Кроме семейных праздников и обрядов (свадьба, родины, поминки), отмечались и все важнейшие праздники годового круга - каляды (рождество), вялтдзенъ (пасха), сёмуха (семик) и др.

К остаткам ранних религиозных воззрений в семейном быту дореволюционного белорусского крестьянина относилась и вера в силу заговора и различные знахарские средства. Этому способствовали социально-экономические условия, в которых жило белорусское крестьянство до революции, и почти полное отсутствие организованной медицинской помощи на селе. Неудивительно, что «медицинскую помощь» стремились монополизировать знахари и шептухи. В белорусском фольклоре известно множество заговоров и заклинаний (замоу, шэптау) от различных болезней. Наряду с этим широко использовались рациональные средства народной медицины (лечение настоями и отварами трав и кореньев и т. д.).

В семейном быту белорусского крестьянства вплоть до революции сохранялись некоторые черты патриархального быта феодальной эпохи. С развитием капитализма в деревне изменились имущественные отношения членов семьи. Уход отдельных членов семьи на заработки в город порождал у них стремление к независимости. Патриархальные устои под воздействием новых капиталистических отношений постепенно рушились. В деревню более интенсивно проникали элементы культуры города, многие пережитки исчезали или утрачивали свой первоначальный смысл.

Белорусская рабочая семья, сложившаяся в основном в эпоху капитализма, менее, чем крестьянская, подверглась воздействию частнособственнических стремлений. Карл Маркс отмечал, что крупная капиталистическая промышленность в рабочей среде «создает экономическую основу для высшей формы семьи и отношения между полами» 1 . Нельзя забывать о специфических условиях, в которые была поставлена рабочая семья. Это прежде всего безработица и материальная необеспеченность. «...Машины,-указывал К. Маркс, - распределяют стоимость рабочей силы мужчины между всеми членами его семьи» 2 . При системе капиталистической эксплуатации даже все работающие члены семьи, включая женщин и подростков, получали ровно столько, чтобы кое-как свести концы с концами.

В среде белорусских рабочих к концу XIX в., так же как и в среде крестьянства, бытовала малая семья. С родителями часто оставался жить младший женатый сын или младшая дочь с мужем-приймаком. Большинство семейных коллективов состояло из трех-шести человек. Внутрисемейные отношения в рабочей среде отличались от крестьянских. Это, в частности, сказывалось в том, что положение членов семьи было более равноправным. Главой дореволюционной белорусской рабочей семьи, как правило, был мужчина: отец, старший сын. Женщина чаще всего стояла во главе семейного коллектива только там, где не было взрослых лиц мужского пола. Когда старший сын подрастал, он становился главой семьи и фактически являлся главным добытчиком, кормильцем. В его непосредственном ведении находилась семейная касса. Глава рабочей семьи при решении важнейших вопросов советовался со всеми взрослыми членами семейного коллектива. Обычное право требовало от него заботы обо всех домашних, трезвого поведения, гуманности и т. п.

Если положение женщины в рабочей среде в семье было относительно более сносным, чем в крестьянской, то в хозяйственном отношении оно оставалось очень тяжелым. Женщина-работница была обязана заботиться о домашнем хозяйстве, детях при полном отсутствии яслей, детских садов и т. п. Политических прав она фактически не имела.

Администрация фабрик и заводов совершенно не заботилась об охране прав материнства. Рожать в больнице или пригласить акушерку на дом жены рабочих не имели возможности. Роды принимали обычно повивальные бабки. Из-за отсутствия отпусков по беременности работницы иногда рожали прямо у станка. Семейное законодательство царской России признавало только церковный брак. Супруги, жившие «без венца», преследовались, а их дети считались «незаконнорожденными» и лишались многих гражданских прав. В среде дореволюционных белорусских рабочих встречались единичные факты, когда семья создавалась без церковного йенчания. В этом сказывалось некоторое проявление атеизма.

Приданое тоже не имело такого решающего значения, как у крестьян. Отсутствие его редко служило препятствием к заключению брака. В среде рабочих бытовала, например, известная белорусская пословица: «Не з часагам (приданым) жыць, а з м1лым чалавекам».

Сватовство в среде белорусских рабочих сохранялось больше по традиции. Дочери рабочих часто трудились на производстве, в меньшей степени, чем девушки-крестьянки, находились в экономической зависимости от отца и поэтому были более самостоятельны в выборе жениха. Свадебная обрядность белорусских рабочих не была однородной. В семьях потомственных рабочих наблюдалось меньше черт традиционной крестьянской свадьбы. Иногда ее справляли в виде товарищеской пирушки. Больше элементов традиционного белорусского «вяселля» можно было обнаружить в среде рабочих, сохранивших связь с деревней. Здесь свадьба обычно не обходилась без свата, одаривания молодых и других традиционных обрядов свадебного цикла. Венчание было обычным явлением. Свадебное пиршество чаще устраивали в воскресные или другие праздничные (в томчисле и религиозные) нерабочие дни. Наиболее передовые рабочие изредка приурочивали свадьбу к революционным праздникам, особенно ко дню 1 Мая.

Обрядность, связанная с рождением и похоронами, была во многом аналогична крестьянской. В потомственных пролетарских семьях нередко хоронили без попа. В этом проявлялись революционные традиции и атеизм передовой, наиболее революционной части рабочих. «Нередко приходилось,- вспоминает один старый белорусский рабочий,- провожать в последний путь борцов за дело народа. Хоронили их по-рабочему, без попа, с пением «Вы жертвою пали», с траурным митингом у гроба» 1 .

На формирование семейной обрядности белорусского рабочего помимо крестьянских обычаев и обрядов заметное влияние оказывали традиции русских и украинских рабочих. Пролетариев сплачивали совместный труд на производстве, общая классовая борьба против эксплуататоров и самодержавия. Поэтому отношения в рабочих семьях строились на основе взаимопомощи, дружбы и товарищества.

За годы Советской власти коренным образом изменился семейный быт белорусского крестьянства и рабочих, повысился культурный уровень семьи, изменились многие семейные обычаи и обряды.

© Валерий Георгиевич Анишкин, 2016

© Людмила Валерьевна Шманева, 2016

ISBN 978-5-4483-5395-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В этой книге представлена дворцовая жизнь русских царей, обычаи и быт царских дворов и русского народа с древнейших времен до начала XX века, включая правление последнего русского царя.

В книге также можно найти сведения об армии, торговле, государственном устройстве, религиозных отношениях и т.д., а материал книги расположен так, что позволяет легко найти ту информацию, которая интересует читателя.

Книга содержит обширный тематический материал и предназначена для самого широкого круга читателей.

Предисловие

В России всегда был высок интерес к своей истории, к своим национальным традициям, обычаям, быту. Но в последнее время не меньший интерес вызывает тема нравственности. Мы теряем нравственные устои по отношению к семье, друг к другу. А падение нравственности приводит к вырождению общества.

Сейчас нам как никогда важно знать, какими мы были, чтобы понять, какие мы есть и почему такими стали. Это позволит правильно оценить себя, не повторять ошибок наших предков и не чувствовать себя изгоями, интегрируясь в сообщество цивилизованных государств.

Если обычаи – это общепринятый порядок или традиционные правила общественного поведения, а быт – общий жизненный уклад, т.е. наша повседневная жизнь, то нравственность – это правила человеческого поведения, духовные и душевные качества, необходимые человеку в обществе.

Нравственность невозможно отделить от народного быта и обычаев, но она зависит и от многих других факторов. Это и экономические отношения, и законы, и суды и формы управления государством. Нравственность также тесно связана с философией, политикой, идеологией и религией, которая играет особую роль в формировании нравственных норм.

Все это нашло отражение в книге и представлено в виде наиболее интересных исторических фактов.

Большое внимание в книге уделено таким страшным для России событиям, как татаро-монгольское иго, смутное время и польско-шведская интервенция, война с Наполеоном и др. Эти потрясения невольно убеждают, что мы – мученики, но история не раз доказывала, что чем нам труднее, тем сильнее мы становимся. В самые тяжелые для России времена, когда она оказывалась на краю гибели, народ поднимался и спасал ее. Для этого России нужна была только твердая рука и надежда.

Госпожу де Сталь, которая посетила Москву в 1812 году перед самым нашествием Наполеона, поразил беспримерный духовный подъем русского народа, его патриотизм и жертвенность во имя России.

Россия известна и своей неповторимой самобытностью. Русский историк и археолог И. Е. Забелин очень точно определил это явление: «Наше древнее общество …сложилось путем непосредственного нарождения, без участия каких-либо пришлых, чуждых ему элементов.

Варяжское вторжение, изгнание распустилось в нашем быту, как капля в море, почти не оставив следа. Своеобразная сила нашего быта так велика, что самая реформа и можно сказать революция Петра оказалась во многом совершенно бессильною». У И. Е. Забелина есть хорошее определение еще одного истинно русского явления – своеволия. «Идея самостоятельности, нравственной независимости, – пишет историк, – была нераздельна с идеей самовластия, а еще ближе, с идеей самоволия и своеволия. Вот почему мы, люди другого времени и других понятий о законах нравственности, не имеем права слишком строго судить об этом неизмеримом и безграничном своеволии и самовластии, которое так широко господствовало в нашем допетровском и петровском обществе, и особенно мало имеем права осуждать за это отдельные, а тем более исторические личности, которые всегда служат только более или менее сильными выразителями идей и положений жизни своего общества… Своеволие и самовластие в ту эпоху было нравственною свободою человека; в этом крепко и глубоко был убежден весь мир-народ; оно являлось общим, основным складом жизни».

Если говорить об исторических личностях, то они, несомненно, оказывали большое влияние на состояние и развитие общества. И если мы говорим о быте и нравственном состоянии царских дворов и России в целом, то не можем обойти и личность самодержца, также как и личности героев, какими были Минин, Пожарский или антигероев, какими были Лжедмитрий, Бирон, Пугачев.

Мы мало знаем о быте России до X века, но уже в XI веке появляется летописец Нестор, о котором немецкий историк Шлёцер сказал, что он «…есть первый, древнейший, единственный, по крайней мере, главный источник для всей славянской, летской (латышской и литовской) и скандинавской жизни…», от которого мы и получили некоторые сведения о быте, обычаях и нравственном поведении наших древних предков. С тех пор Россия вызывала постоянный интерес на Западе и в разное время о ней писали такие классики мировой литературы как Шекспир, Рабле, Сервантес, Сирано де Бержерак, Томас Мор и мн. др. Россию посещали политики, дипломаты, военные, купцы, врачи, литераторы практически всех европейских стран и оставляли письменные сведения о ней. Иностранцев поражал суровый климат России, ее природные богатства, обилие хлеба, меда, скота, рыбы, своеобразие культуры и веротерпимость, которой не мог похвастаться Запад. «Подобного богатства нет в Европе», – отмечал немецкий дипломат Герберштейн.

Мемуары очевидцев, писавших о России, были популярны на Западе, их читали и короли, и простой народ. Но не все авторы были объективны по отношению к России. Часто этому мешало незнание языка, обычаев и нравов русского народа, а иногда просто предвзятость или различие политических и религиозных взглядов. Так, немецкий ученый и путешественник Олеарий писал о нравах, быте, обрядах россиян XVII века и при этом критиковал их за невоздержанность, грубость, пьянство и безнравственное поведение, забывая, что жители западной Европы страдали теми же пороками, а сам автор вынужден был бежать из родного Лейпцига от насилия пьяных солдат, занимавшихся грабежами. Но, критикуя россиян, Олеарий все же с восторгом говорит о простоте нравов и обычаев московитян того времени. То же самое можно сказать о французском писателе де Кюстине, книга которого в 30-е годы XIX столетия стала памфлетом с антирусским направлением. Писатель осуждал пороки русского общества, хотя такое же общество было и во Франции, если обратиться к литературным прототипам Стендаля, Бальзака, Жорж Санд и др.

Отношение де Кюстина к России осудили многие европейцы, а Герцен говорил, что «…следует исследовать Россию немного глубже той мостовой, по которой катилась элегантная коляска маркиза де Кюстина».

Оценка поступков людей с точки зрения нравственных принципов и норм выражается в категориях добра и зла, чести и бесчестия, справедливости и несправедливости, и если этими категориями измерять современного россиянина, то нужно иметь в виду, что генетически мы мало изменились, а поэтому и в событиях прошлого можно найти параллели кризисного состояния современного общества.

В заключение остается сказать, что в России обычаи, быт и нравственные устои соизмеряются с особенностями и географического положения, и исторического развития, и они ничуть не хуже обычаев и нравов любых других европейских держав с их бедными и убогими традициями. И не всегда разумно оглядываться на Запад, а еще менее разумно перечеркивать все, что дорого русскому человеку, и слепо переносить западную культуру в русскую среду.

Раздел I. Обычаи, быт и нравственное состояние Руси с древних времен до конца XVII века

Глава 1

ЯЗЫЧЕСКАЯ РУСЬ ДО ПРИЗВАНИЯ ВАРЯГОВ

Влияние природных условий на облик и быт славян. – Правление у славян. – Воинский дух славян.– Торговля. – Жестокость славян. – Добродушие и гостеприимство. – Целомудрие российских славян.. – Браки и многоженство. – Быт славян. – Идолопоклонство. – Языческие праздники и предания. – Храмы и жертвоприношения.

Влияние природных условий на облик и быт славян

Древнегреческий историк Геродот1
Геродот (ок.485 – 425 до н.э.) – «отец истории», грек из Галикарнаса, много путешествовал, написал историю греко-персидских войн (до 479 г.) в 9 книгах. Описывая историю греков и персов, Г. дает описание народов, с которыми они вступали в соприкосновение.

После посещения земель севернее Черного моря писал, что племена, которые живут в этой стране, ведут тот образ жизни, который им диктует их природа. С. М. Соловьев, соглашаясь с древним историком, утверждает, что это замечание остается верным и через несколько веков и что «ход событий постоянно подчиняется природным условиям».

От греков и римлян мы знаем, что вся земля от балтийских берегов до Днепра в середине V века была покрыта непроходимыми лесами и болотами, почва представляла собой пустыню, стаи диких хищных животных рыскали по необозримому пространству, а глубокие снега ужасали.

Славянские племена занимали огромные пространства, селились по берегам больших рек. Встречаясь с финскими племенами при движении с юга на север, они мирно уживались, так как земли было много и места на ней хватало всем. Постепенно славяне проникали все дальше на Восток, населяя пустынные пространства.

И у Н. М. Карамзина и у С. М. Соловьева мы находим рассуждение о том, почему народ северный, вынужденный жить среди суровой и менее щедрой природы, чем южные народы, более практичен и деятелен. «Природа, скупая на свои дары, требующая постоянного и нелегкого труда со стороны человека, – говорит С.М Соловьев, – держит последнего всегда в возбужденном состоянии: …постоянно работает он умом, неуклонно стремится к своей цели; понятно, что народонаселение с таким характером в высшей степени способно положить среди себя крепкие основы государственного быта, подчинить своему влиянию племена с характером противоположным».

В суровых условиях и народ становится более суровым, он не стремится к украшательству, менее склонен к почитанию и обоготворению женщины, а это в свою очередь формирует еще более суровые нравы.

По свидетельству византийского историка Прокопия Кесарийского2
Прокопий Кессарийский (конец V в. – 562 г.) – византийский историк, автор многих трудов. Особенно ценные сведения о древних славянах он сообщает в труде «История войн».

И византийского писателя Маврикия Стратега3
Маврикий Стратег (Псевдо-Маврикий) (VI – VII в.) – византийский писатель VI – начала VII веков, автор военного трактата «Стратегикон». Ранее авторство приписывали византийскому императору Маврикию (582-602), на которого ошибочно ссылается историк.

Которые знали славян и антов в VI в., древние славяне, обитатели северных (полунощных) земель, были очень подвижны, труд предпочитали отдыху и стойко переносили суровые климатические условия.

Древние славяне легко переносили голод, питаясь грубой, сырой пищей и греки поражались тем, с какой легкостью они взбирались на крутые склоны, как смело преодолевали топкие болота и глубокие реки.

О своей внешности славяне заботились мало, считая, что главная красота мужчины в силе тела. Греки осуждали грязную, неопрятную одежду славян. Прокопий говорит, что они, подобно масcагетам4
Массагеты – скифское племя, занимавших в VIII – IV вв. до н.э. низовья Сыр-Дарьи и Амур – Дарьи в Средней Азии. В III– I вв. до н.э. вошли в состав других племен и с тех пор о них не упоминают древние источники.

Были покрыты грязью и всякой нечистотой. Однако современники отмечали, что славяне были здоровы, крепки, высоки ростом, отличались статью и мужественной привлекательностью. Славяне имели смуглую кожу, волосы их были длинные темно-русые волосы и наружностью походили на всех других европейцев.

Правление у славян

Древние славяне не имели государственного правления, и у них не существовало правителя. У них не было рабов, но была свобода, которую они считали благом и ценили.

Каждый хозяин строил себе отдельную, подальше от других, хижину и каждое семейство было независимо и обособлено. Даже в особых случаях, когда одноплеменники собирались вместе на совет и выбирали вождей для воинских походов, они часто не подчинялись им в битвах, т.к. не привыкли к какому бы то ни было принуждению.

Нестор, а за ним и иностранные писатели, говоря о нравах и обычаях славян, отмечали, что родовой быт вызывал между ними вражду. Нестор замечает, что как только племена начали управляться собой, у них не стало правды; у них не было устава, который нужно было выполнять, не было и власти, которая могла бы заставить выполнять устав.

Согласно Н. М. Карамзину, через несколько веков народное правление славян превратилось в аристократическое. Первыми правителями стали вожди, т.е. люди, которые отличились воинским искусством и личным мужеством. Но вожди были лишь первыми среди равных. Дружина говорила: «Мы избираем тебя в вожди и куда поведет тебя твоя судьба, туда пойдем и мы за тобою; но что будет приобретено общими нашими силами, то должно быть разделено между всеми нами, смотря по достоинству каждого».

Власть у славян получила названия боярин, воевода, князь. «Боярин» происходит от «боя» (если слово «боярин» производить от слова «болярин», то оно должно значить «большой»), и вначале просто обозначало храброго воина, а потом превратилось в достоинство5
В «Истории России» (отв. ред. чл.-корр. А. Н. Сахаров) термин «боярин» объясняется как производное от термина из иранского языка, в котором это значит что-то вроде господина.

В договоре Олега с греками в 911 г. упоминаются уже великие бояре русские как достоинство, как знак воинской славы, которое было введено в России не варягами, а древними славянами. Воеводами раньше назывались только воинские начальники, позже это приобрело более широкое значение.

Слово «князь», по предположению Н. М. Карамзина, могло произойти от коня или от немецкого Konig. По крайней мере, известно, что кони у славян считались дорогой собственностью и тот, кто, например, имел 30 лошадей, считался человеком богатым.

В противоположность князю все остальное население называлось «смердами». Смерд означал простого человека. Простой человек назывался также «людином». Народные дела судились в собрании старейшин, часто в лесу, потому что славяне представляли, что бог суда, Прове, живет в тени старых густых лесов. Эти места, так же как и княжеские дома считались священными, туда никто не имел права войти с оружием и даже преступник мог спокойно скрываться там, не опасаясь быть пойманным.

Славяне соблюдали закон своих отцов, а также древние обычаи, которые имели для них силу писаных законов.

Воинский дух славян

Согласно греческим летописям, у славян не было одного постоянного полководца, они выбирали вождей на частный случай.

Храбрость славян была их природной особенностью. Первое время они избегали сражений на открытых пространствах, но, поняв, что быстрой и смелой атакой можно было легко расстроить и привести в замешательство ряды легионов, впредь уже не отказывались от сражений. Сражались славяне не стройными рядами, а рассеянной толпой и всегда пешие, пренебрегали осторожностью и полагались только на свою храбрость.

По свидетельству византийских историков, славяне особенно искусно бились в местах непроходимых, в ущельях, прятались в траве. Они любили сражаться также в лесах, куда заманивали противника, как бы убегая от него, а потом внезапно нападали и брали неприятеля в плен. Тот же Маврикий (см. выше) советовал нападать на славян зимой, когда они не могли скрываться за голыми деревьями, а снег препятствовал бегу.

Славяне также могли прятаться в воде, дыша через полую камышину или выдолбленную тростину. Оружием древних славян служили мечи, дротики и стрелы, наконечники которых смазывались ядом, а также большие тяжелые щиты. Прокопий, на которого ссылается С. М. Соловьев, пишет, что славяне в VI веке не имели лат и сражались без кафтанов, некоторые даже без рубах в одних портах.

Когда славяне не могли спасти добычу, преследуемые римскими легионами, они сжигали ее, оставляя врагам только кучу пепла. Вызывает интерес то, что те драгоценности, которые они добывали, не щадя своих жизней, им были не нужны. Они не пользовались ими, а просто зарывали их в землю.

Торговля .

Торговля у языческих славян была преимущественно меновая и сводилась только к обмену вещами; они не пользовались деньгами, а на чужеземное золото смотрели как на товар.

Арабские писатели6
Ибн Фодлан, Ахмед (г.р. и смерти неизв.) – арабский путешественник и писатель первой половины Х в.; более поздние арабские писатели и путешественники Якут, ибн Абдаллах (1178 – 1229) и Ибн-Баттута, Муххамед (1304 – 1377) тоже упоминали о меновой торговле.

Оставили описания этой меновой торговли болгар с весью7
Весь – одно из древнейших племен, обитавшее на севере Европейской части России вокруг Белого озера. В Х – ХII веками ассимилировалась с русскими племенами.

Болгарские купцы ездили к народу весь на ладьях вверх по Волге и Шексне для закупки мехов. Они приезжали в определенное место, где оставляли свои товары и удалялись. После этого другая сторона (весь) раскладывала свой товар, который считала возможным обменять на болгарский, после чего тоже удалялась. Болгары оценивали товар и, если считали мену выгодной, брали товар племени весь, оставляли свой и, таким образом, мена считалась состоявшейся. Если болгары считали товар неравноценным своему, то снова уходили, давая понять, что их этот обмен не устраивает и что они требуют прибавки. Местные купцы добавляют товар до тех пор, пока это ни устраивало болгар

Жестокость славян

Летописцы того времени отмечали жестокость славян, но забывали, что это еще была и месть за то, что греки беспощадно расправлялись со славянами, которые попадались им в руки. К чести славян, они переносили муки стойко, без стона, не называли численность войск, не выдавали своих планов.

Среди жестоких обычаев языческих славян существовал обычай, когда мать имела право умертвить новорожденную дочь, если семейство стало слишком многочисленным, но она обязана была беречь жизнь сына, рожденного для воинских дел. Но у славян существовал и еще более жестокий обычай, когда дети также могли умертвить родителей, которые стали тягостью для семьи и бесполезны для общества ввиду старости и болезней. И это притом, что дети славян славились своим почтением к родителям и заботой о них.

С. М. Соловьев по этому поводу говорит, что такое поведение, приводящее нас в ужас, было обусловлено своеобразными понятиями о родственном сострадании, а не из-за варварской жестокости. Здесь преобладала чисто практическая сторона: слабый считался человеком несчастным, и умертвить его было естественным актом сострадания. Это больше относилось к племенам воинственным, западным, которые не имели права иметь у себя слабых и увечных, не способных воевать. Подобные обычаи не отмечались у мирных, земледельческих народов, также как и у восточных славян, которые обходились с престарелыми и слабыми родственниками более человечно.

Добродушие и гостеприимство

Проявляя жестокость в походах, славяне дома отличались природным добродушием. Своей нравственностью языческие славяне производили на современников-чужеземцев хорошее впечатление, и простота их нравов выгодно отличалась от испорченных нравов других, более образованных народов. И С. М. Соловьев и Н. М. Карамзин, ссылаясь на историков того времени, отмечают, что древним славянам неведомо было ни лукавство, ни злость; в отличие от греков с пленными они обходились дружелюбно и всегда определяли срок их рабства, давали им возможность или выкупить себя и вернуться домой или остаться с ними и жить свободно в качестве вольных людей или друзей. Славяне привыкли довольствоваться малым, их одежда и жилища не отличались роскошью, они готовы были покинуть свои жилища при любой угрозе со стороны врагов, и рабы в этом случае только мешали им, поэтому и не имели для них особой ценности. Среди обычаев славян летописцы отмечают редкое для того времени гостеприимство. Любого путешественника они ласково встречали, угощали и провожали с добрым напутствием. Если кто-то не мог обеспечить безопасность гостя и уберечь его от неприятности, то это считалось оскорблением для всех соседей. Двери домов славяне не запирали и всегда оставляли в доме готовую пищу для странника. Среди славян не было ни воров, ни разбойников, однако, если бедный человек не имел возможности хорошо угостить иностранца, ему было позволено украсть все необходимое для этого у богатого соседа, и это не считалось преступлением, т.к. долг гостеприимства был важнее.

Целомудрие российских славян

Древние писатели отмечают целомудрие славян. Причем это целомудрие присуще было не только женщинам, но и мужчинам, которые, требуя доказательства невинности от невест, сами считали себя обязанными свято хранить верность своим женам.

Славянские жены считали бесчестием для себя жить после смерти мужа, добровольно шли на костер и сжигались вместе с их трупами. С. М. Соловьев считает вероятным, что славяне верили в то, что мужчина легче достигал блаженства в загробной жизни, если отправлялся туда в сопровождении женщины. С другой стороны, женщина приходила в чужой род и единственным человеком, который мог дать ей покровительство в иной среде, был ее муж, а после его смерти она лишалась этой своей опоры, и ее положение становилось невыносимым. Этот обычай исчез только с принятием христианства, как варварский.

Славянки иногда ходили на войну вместе с отцами и мужьями (при осаде Константинополя в 626 году греки обнаружили среди убитых славян много женских трупов).

Славяне считали стыдным забывать обиду, поэтому мать должна была воспитывать детей как воинов, которые смогли бы отомстить тем, кто оскорбил их ближних. Страх перед местью часто останавливал убийства, т.к. в этом случае дети убитого мстили не только преступнику, мести подвергался и весь род убийцы.

Н. М. Карамзин, однако, ссылаясь на Нестора8
Нестор (г. рожд. и см. неизв.) – выдающийся древнерусский писатель Х1 -начала Х11 вв. Считается автором памятника древнерусского летописания – «Повести временных лет».

Отмечает, что все это присуще нравам российских славян, потому что поляне, например, были более образованы, более кротки и тихи обычаями, их жены были стыдливы, а в семьях царил мир и согласие. Это подтверждается Лаврентьевской летописью, из которой мы узнаем, что «поляне свои обычаи имуть кроток и тих и стыденье ко снохам своим и к сестрам… и к родителям своим, к свекровем и к деверям велико стыдение имеху, брачные обычаи имаху…». Древляне же имели дикие обычаи и обитали в темных лесах, «живаху звериным образом, скотски, убиваху друг друга… и брака у них не бываше, но умыкает девиц…», т.е. браки им были не знакомы, и они просто похищали девушек. Такие же обычаи существовали и у северян, родимичей, вятичей, которые тоже жили в лесах как звери, сквернословили в присутствии родных и жили в безбрачии, т.е. без всяких обрядов.

В крестьянских семьях на Руси детей очень рано приучали к ответственности и систематическому труду: это было одновременно и главным вопросом воспитания, и залогом выживания. Причём, взгляды наших предков на этот процесс вряд ли порадовали бы современных подростков.

Самое главное - подход к своим наследникам в народной среде был не просто строгим, а очень строгим. Во-первых, никто тогда не считал детей равными родителям. И именно на первых годах жизни ребёнка взрослые видели залог того, каким человеком он станет.

Во-вторых, авторитет матери с отцом в крестьянских семьях был непререкаем. Обычно родители были едины во взглядах на воспитание и обязанности чада, а если даже в чём-то и не были между собой согласны, то никогда не демонстрировали этого публично, поэтому у ребёнка не было шансов «перетянуть» одного из родителей на свою сторону.

В-третьих, ни с девочками, ни с мальчиками не было принято «миндальничать» и баловать их зазря. Обычно поручения между домочадцами распределялись главой семейства в приказном тоне, и никто не перечил ему в ответ. В то же время за успешно выполненное задание ребёнка всегда хвалили и поощряли, всячески подчёркивая, что он принёс пользу всей семье.

Детский труд - привлечение детей к работе на регулярной основе. В настоящее время в большинстве государств он считается формой эксплуатации и, согласно конвенции N32 ООН «О правах ребёнка» и актам Международной организации труда, признан незаконным. Нашим прадедам подобное не могло даже присниться. Может, именно поэтому они вступали во взрослую жизнь прекрасно подготовленными и адаптированными?

«Отец сына не на худо учит»

Возрастные критерии для детей были очень чёткими, и, соответственно, так же чётко разделялись их трудовые обязанности. Возраст измеряли семилетиями: первые семь лет - детство или «младенчество». Малышей называли «дитё», «младень», «кувяка» (плачущий) и другими ласковыми прозвищами.

Во вторые семь лет наступало отрочество: ребёнок становился «отроком» или «отроковицей», мальчикам выдавались порты (штаны), девочкам - длинная девичья рубаха.

Третья семилетка - юность. Как правило, всеми необходимыми навыками для самостоятельной жизни подростки овладевали уже к окончанию отрочества. Мальчик становился правой рукой отца, заменой при его отлучках и болезнях, а девочка - полноценной помощницей матери.

Пожалуй, требования к мальчикам были строже, чем к девочкам, ведь именно из сыновей должны были вырасти будущие «кормильцы», «заботники» и защитники. Словом, настоящие мужья и отцы.

В первую семилетку жизни мальчик постигал многие азы крестьянского труда: его учили ухаживать за скотиной, ездить верхом, помогать в поле, а также - основам мастерства. Например, совершенно необходимым навыком считалось умение мастерить игрушки из различных материалов, плести лукошки и короба, и, конечно же, лапти, которые должны были быть крепкими, тёплыми, непромокаемыми.

Многие 6- и 7-летние мальчишки уверенно помогали отцам при изготовлении мебели, упряжи и прочих необходимых в хозяйстве вещей. Пословица «Учи дитя, пока оно поперёк лавки лежит» не была в крестьянских семьях пустым звуком.

Во вторую семилетку жизни за мальчиком окончательно закреплялись устойчивые и разнообразные хозяйственные обязанности, причём они приобретали чёткое половое разделение. Например, ни один отрок не был обязан ухаживать за младшими братьями и сёстрами или заниматься огородом, зато он должен был научиться пахать и молотить - к такой физически тяжёлой работе девочек не привлекали.

Нередко уже в 7-9 лет крестьянские мальчишки начинали подрабатывать «в людях»: родители отдавали их в пастухи за умеренную плату. К этому возрасту считалось, что чадо уже окончательно «вошло в разум», и поэтому необходимо научить его всему тому, что умеет и знает отец.

Работа на земле. В русских деревнях землепашество было подтверждением полноценного мужского статуса. Поэтому мальчики-подростки должны были работать в поле. Они удобряли землю (раскидывали навоз по полю и следили, чтобы его комья не затрудняли работу плуга), бороновали (рыхлили верхний слой почвы боронами или мотыгами), вели под уздцы запряжённую в борону лошадь или ехали на ней верхом, «когда отец ведёт борозду».

Если земля была комковатой, то отец усаживал сына на борону, чтобы утяжелить ее, а сам вёл лошадь под уздцы. Подростки принимали самое активное участие и в сборе урожая. С 11-13 лет мальчика уже привлекали к самостоятельной пахоте. Сначала ему выделяли небольшой участок пашни, на котором можно было потренироваться, а к 14 годам подросток сам мог уверенно вспахать землю, то есть становился полноценным работником.

Уход за скотиной. Ещё одна важная составляющая крестьянского быта, которую женщинам не доверяли (они могли только доить коров или коз, выгонять их на пастбище). Кормить, убирать навоз, чистить животных должны были отроки под строгим руководством старших.

Главной же кормилицей в крестьянской семье всегда была лошадь, которая целый день работала в поле с хозяином. Пасли лошадей ночью, и это также было обязанностью мальчишек. Именно поэтому с самых ранних лет их учили запрягать лошадей и ездить на них верхом, управлять ими, сидя или стоя в телеге, водить на водопой - в полном соответствии с поговоркой «Дело учит, мучит, да кормит».

Промысловые занятия. Были особенно распространены на Русском Севере и в Сибири, где служили надёжным источником дохода. Глядя на отца и старших братьев, мальчик сначала в форме игры перенимал навыки рыболовства и охоты, а затем совершенствовал это искусство.

Уже к 8-9 годам отрок обычно умел расставлять силки на мелкую дичь и птицу, стрелять из лука, удить рыбу или бить её острогой. К этому перечню нередко добавлялся сбор грибов, ягод и орехов, что тоже было неплохим материальным подспорьем. К 9-12 годам подросток мог вступить во взрослую промысловую артель и к 14, пройдя испытательный срок, стать полноценным её членом. Тогда он начинал вносить значимую долю в семейный бюджет и переходил в разряд взрослых «добытчиков» и завидных женихов.

Вот так и вырастали в крестьянских семьях «добры молодцы» - отцовы помощники, которыми родители по праву гордились. Кроме трудового воспитания, мальчишкам прививали и чёткие моральные принципы: их учили почитать старших, милосердно относиться к нищим и убогим, гостеприимству, уважению к плодам своего и чужого труда, основам веры.

Было ещё два важных правила, которые любой отрок знал наизусть: первое - мужчина должен уметь защитить свою женщину и свою семью, причём не только физически, но и с материальной, и с психологической стороны. Согласно второму правилу, мужчина должен был уметь сдерживать свои эмоции и всегда контролировать себя.

Русское жилище - это не отдельный дом, а огражденный двор, в котором сооружалось несколько строений, как жилых, так и хозяйственных. Изба было общее название жилого строения. Слово "изба" произошло от древнего "истба", "истопка". Изначально так называлась основная отапливаемая жилая часть дома с печью.

Как правило, жилища богатых и бедных крестьян в деревнях практически отличались добротностью и количеством построек, качеством отделки, но состояли из одних и тех же элементов. Наличие таких хозяйственных построек, как амбар, рига, сарай, баня, погреб, хлев, выход, мшаник и др., зависело от уровня развития хозяйства. Все постройки в буквальном смысле слова рубились топором от начала до конца строительства, хотя были известны и применялись продольные и поперечные пилы. В понятие "крестьянский двор" включались не только строения, но и участок земли, на котором они располагались, включая огород, сад, гумно и т.п.

Основным строительным материалом было дерево. Количество лесов с прекрасным "деловым" лесом намного превосходило то, что сохранилось сейчас в окрестностях Саитовки. Лучшими породами дерева для построек считались сосна и ель, но сосне всегда отдавалось предпочтение. Дуб ценился за прочность древесины, но он был тяжел и труден в обработке. Его применяли только в нижних венцах срубов, для устройства погребов или в сооружениях, где нужна была особая прочность (мельницы, колодцы, соляные амбары). Другие породы деревьев, особенно лиственные (береза, ольха, осина), применялись в строительстве, как правило, хозяйственных построек

Для каждой надобности деревья выбирались по особым признакам. Так, для стен сруба стремились подобрать особые "теплые" деревья, поросшие мхом, прямые, но не обязательно прямослойные. В то же время для теса на кровлю обязательно выбирались не просто прямые, но именно прямослойные деревья. Чаще срубы собирали уже на дворе или поблизости от двора. Тщательно выбирали и место для будущего дома

Для возведения даже самых крупных построек срубного типа обычно не сооружали специального фундамента по периметру стен, но по углам изб закладывались опоры - крупные валуны или так называемые "стулья" из дубовых пней. В редких случаях, если протяженность стен была много больше обычной, опоры ставили и в середине таких стен. Сам характер срубной конструкции зданий позволял ограничиться опорой на четыре основные точки, так как сруб представлял собой цельносвязанную конструкцию.

В основе подавляющего большинства построек лежала "клетка", "венец", - связка из четырех бревен, концы которых были рублены в связь. Способы такой рубки могли быть различными по технике исполнения.

Основными конструктивными типами рубленых крестьянских жилых строений были "крестовик", "пятистенок", дом с прирубом. Для утепления между венцами бревен прокладывался мох вперемежку с паклей.

но назначение связи было всегда одним - скрепить бревна межу собой в квадрат прочным узлами без каких-либо дополнительных элементов соединения (скоб, гвоздей, деревянных штырей или спиц и т.п.). Каждое бревно имело строго определенное место в конструкции. Срубив первый венец, на нем рубили второй, на втором третий и т.д., пока сруб не достигал заранее определенной высоты.

Крыши у изб были в основном покрыты соломой, которая, особенно в неурожайные годы, нередко служила кормом для скота. Иногда более зажиточные крестьяне возводили крыши тесовые или из драни. Тес изготавливался вручную. Для этого двумя работниками использовались высокие козлы и длинная продольная пила.

Повсеместно, как все русские, крестьяне Саитовки по распространенному обычаю при закладке дома клали деньги под нижний венец во все углы, причем красному углу полагалась более крупная монета. А там, где ставилась печь, не клали ничего, поскольку этот угол по народным представлениям, предназначался для домового.

В верхней части сруба поперек избы располагалась матка - четырехгранная деревянная балка, служащая опорой для потолочин. Матка врубалась в верхние венцы сруба и часто использовалась для подвешивания к потолку предметов. Так, к ней прибивалось кольцо, через которое проходил очеп (гибкая жердь) колыбели (зыбки). Посредине для освещения избы подвешивался фонарь со свечой, а позднее - керосиновая лампа с абажуром.

В обрядах, связанных с завершением строительства дома, существовало обязательное угощение, которое называлось "матичное". Кроме того, укладка самой матки, после которой оставалось еще достаточно большой объем строительных работ, рассматривалась как особый этап в возведении дома и обставлялась своими обрядами.

В свадебном обряде для благополучного сватовства сваты никогда не проходили в дом за матку без специального на то приглашения хозяев дома. В народном языке выражение "сидеть под маткой" означало "быть сватом". С маткой связывалось представление об отчем доме, удаче, счастье. Так, уходя из дома, нужно было подержаться за матку.

Для утепления по всему периметру нижние венцы избы засыпались землей, образуя завалинку, перед которой устанавливалась скамейка. Летом на завалинке и скамейке коротали вечернее время старики. Сверху на потолок обычно укладывалась опавшая листва с сухой землей. Пространство между потолком и кровлей - чердак в Саитовке называлось еще иставкой. На ней обычно хранили отслужившие свой век вещи, утварь, посуду, мебель, веники, пучки травы и пр. Детвора же устраивала на ней свои нехитрые тайники.

К жилой избе обязательно пристраивались крыльцо и сени - небольшое помещение, предохранявшее избу от холода. Роль сеней был разнообразной. Это и защитный тамбур перед входом, и дополнительное жилое помещение летом, и хозяйственное помещение, где держали часть запасов продовольствия.

Душой всего дома была печь. Нужно отметить, что так называемая "русская", а правильнее всего духовая печь - изобретение сугубо местное и достаточно древнее. Она ведет свою историю еще из трипольских жилищ. Но в конструкции самой духовой печи в течение второго тысячелетия нашей эры произошли весьма значительные изменения, позволившие гораздо полнее использовать топливо.

Сложить хорошую печь - дело непростое. Сначала прямо на земле устанавливали небольшой деревянный сруб (опечек), служивший фундаментом печи. На него настилали расколотые пополам небольшие бревна и выкладывали на них днище печи - под, ровный, без наклона, иначе выпекаемый хлеб получится кособоким. Над подом из камня и глины сооружали свод печи. Боковая часть печи имела несколько неглубоких отверстий, называемых печурками, в которых просушивали варежки, рукавицы, носки и т.д. В старину избы (курные) топились по-черному - печь не имела трубы. Дым уходил через маленькое волоковое окно. Хотя стены и потолок становились закопченными, с этим приходилось мириться: печь без трубы была дешевле в строительстве и требовала меньше дров. Впоследствии в соответствии с правилами сельского благоустройства, обязательными для государственных крестьян, над избами стали выводиться печные трубы.

Прежде всех вставала "большуха" - жена хозяина, если была еще не стара, или одна из невесток. Она затопляла печь, открывала настежь дверь и дымарь. Дым и холод поднимали всех. Малых ребят сажали греться на шесток. Едкий дым наполнял всю избу, полз кверху, висел под потолком выше человеческого роста. В древней русской пословице, известной с XIII века, говорится: "Дымные горести не терпев, тепла не видали". Прокопченные бревна домов меньше подвергались гниению, поэтому курные избы были более долговечны.

Печь занимала почти четверть площади жилища. Она протапливалась несколько часов, но, нагревшись, держала тепло и обогревала помещение в течение суток. Печь служила не только для обогрева и приготовления пищи, но и как лежанка. В печи пекли хлеб и пироги, варили кашу, щи, тушили мясо, овощи. Кроме того, в ней также сушили грибы, ягоды, зерно, солод. Нередко в печи, заменявшей баню, парились.

Во всех случаях жизни печь приходила крестьянину на помощь. И топить печь приходилось не только зимой, но в течение всего года. Даже летом нужно было хотя бы раз в неделю хорошо вытопить печь, чтобы испечь достаточный запас хлеба. Используя свойство духовой печи накапливать, аккумулировать тепло, крестьяне готовили пищу раз в день, утром, оставляли приготовленное внутри печей до обеда - и пища оставалась горячей. Лишь в летний поздний ужин приходилось пищу подогревать. Эта особенность духовой печи оказала решающее влияние на русскую кулинарию, в которой преобладают процессы томления, варения, тушения, причем не только крестьянскую, так как образ жизни многих мелкопоместных дворян не сильно отличался от крестьянской жизни.

Печь служила логовищем целому семейству. На печи, самом теплом месте избы спали старики, которые взбирались туда по приступкам - приспособлению в виде 2-3 ступеней. Одним из обязательных элементов интерьера были полати - деревянный настил от боковой стенки печи до противоположной стороны избы. На полатях спали, залезая с печи, сушили лен, пеньку, лучину. На день туда закидывали постельные принадлежности и ненужную одежду. Полати делали высокие, на уровне высоты печи. Свободный край полатей нередко ограждался невысокими перильцами-балясинами, чтобы с полатей ничего не падало. Полати были излюбленным местом детей: и как место для спанья, и как самый удобный наблюдательный пункт во время крестьянских праздников и свадеб.

Расположение печи определяло планировку всей жилой комнаты. Обычно печь ставили в углу справа или слева от входной двери. Угол напротив устья печи был рабочим местом хозяйки. Все здесь было приспособлено для приготовления пищи. У печи стояла кочерга, ухват, помело, деревянная лопата. Рядом - ступа с пестом, ручные жернова и кадка-квашня для закваски теста. Кочергой выгребали золу из печи. Ухватом стряпуха цепляла пузатые глиняные или чугунные горшки (чугуны), и отправляла их в жар. В ступе она толкла зерно, очищая его от шелухи, А с помощью мельницы перемалывала в муку. Помело и лопата были необходимы для выпечки хлеба: помелом крестьянка подметала под печи, а лопатой сажала на него будущий каравай.

Рядом с печью обязательно висел утиральник, т.е. полотенце и рукомойник. Под ним стояла деревянная лохань для грязной воды. В печном углу также находилось судная лавка (судно) или прилавок с полками внутри, использовавшаяся в качестве кухонного стола. На стенах располагались наблюдники - шкафчики, полки для нехитрой столовой посуды: горшков, ковшей, чашек, мисок, ложек. Мастерил их из дерева сам хозяин дома. В кухне нередко можно было увидеть глиняную посуду в "одежде" из бересты - экономные хозяева не выбрасывали треснувшие горшки, корчаги, миски, а оплетали их для прочности полосами березовой коры. Выше размещался печной брус (шест), на который ставилась кухонная утварь и укладывались разнообразные хозяйственные принадлежности. Полновластной хозяйкой печного угла была старшая женщина в доме.

Печной угол считался грязным местом, в отличие от остального чистого пространства избы. Поэтому крестьяне всегда стремились отделить его от остального помещения занавеской из пестрого ситца или цветной домотканины, высоким шкафом или деревянной переборкой. Закрытый, таким образом, печной угол образовывал маленькую комнатку, имевшую название "чулан". Печной угол считался исключительно женским пространством в избе. Во время праздником, когда в доме собиралось много гостей, у печи ставился второй стол для женщин, где они пировали отдельно от мужчин, сидевших за столом в красном углу. Мужчины даже своей семьи не могли зайти без особой надобности на женскую половину. Появление же там постороннего мужчины считалось вообще недопустимым.

Во время сватовства будущая невеста должна была находиться все время в печном углу, имея возможность слышать весь разговор. Из печного угла она выходила нарядно одетая во время смотрин - обряда знакомства жениха и его родителей с невестой. Там же невеста ожидала жениха в день отъезда под венец. В старинных свадебных песнях печной угол осмыслялся как место, связанное с отцовским домом, семьей, счастьем. Выход невесты из печного угла в красный угол воспринимался как уход из дома, прощание с ним.

В то же время печной угол, откуда имеется выход в подполье, на мифологическом уровне воспринимался как место, где может произойти встреча людей с представителями "иного" мира. Через печную трубу, по поверью, может прилетать к тоскующей по умершему мужу вдове огненный змей-дьявол. Принято было считать, что в особо торжественные для семьи дни: во время крещения детей, дней рождения, свадеб - к печи приходят умершие родители - "предки", чтобы принять участие в важном событии жизни своих потомков.

Почетное место в избе - красный угол - находилось наискосок от печи между боковой и фасадной стеной. Он, как и печь, важный ориентир внутреннего пространства избы хорошо освещен, поскольку обе составляющие его стены имели окна. Основным украшением красного угла являлась божница с иконами, перед которыми горела лампада, подвешенная к потолку, поэтому его называли еще "святым".

Красный угол старались держать в чистоте и нарядно украшали. Его убирали вышитыми полотенцами, лубочными картинками, открытками. С появлением обоев красный угол нередко обклеивали или выделяли из остального пространства избы. На полки возле красного угла ставили самую красивую домашнюю утварь, хранили наиболее ценные бумаги и предметы.

Все значимые события семейной жизни отмечались в красном углу. Здесь, как главный предмет мебели, стоял стол на массивных ножках, на которые установливались полозья. Полозья позволяли легко передвигать стол по избе. Его ставили к печи, когда пекли хлеб, перемещали во время мытья пола и стен.

За ним проходили как будничные трапезы, так и праздничные застолья. Каждый день в обеденный час за столом собиралась вся крестьянская семья. Стол был такого размера, чтобы каждому хватило места. В свадебном обряде сватание невесты, выкуп ее у подружек и брата совершались в красном углу; из красного угла отчего дома ее увозили на венчание в церковь, привозили в дом жениха и вели тоже в красный угол. Во время уборки урожая первый и последний сжатый сноп торжественно несли с поля и устанавливали в красном углу.

"Первый сжатый сноп называли именинником. С него начинали осеннюю молотьбу, соломой его кормили больную скотину, зерна первого снопа считались целебными для людей и птиц. Первый сноп обычно зажинала старшая в семье женщина. Он украшался цветами, его несли в дом с песнями и ставили в красный угол под иконы". Сохранение первых и последних колосьев урожая, наделенных, по народным представлениям, магической силой сулило благополучие семье, дому, всему хозяйству.

Всякий, входивший в избу первым делом снимал шапку, крестился и кланялся образам в красном углу, произнося: "Мир дому сему". Крестьянский этикет предписывал гостью, вошедшему в избу, оставаться в половине избы у дверей, не заходя за матку. Самовольное, без приглашения вторжение в "красную половину", где ставился стол, считалось крайне неприличным и могло быть воспринято как оскорбление. Пришедший в избу человек мог пройти туда только по особому приглашению хозяев. В красный угол сажали самых дорогих гостей, а во время свадьбы - молодых. В обычные дни здесь за обеденным столом восседал глава семьи.

Последний из оставшихся углов избы, слева или справа от двери, был рабочим местом хозяина дома. Здесь стояла лавка, на которой он спал. Под ней в ящике хранился инструмент. В свободное время крестьянин в своем углу занимался разными поделками и мелким ремонтом: плел лапти, лукошки и веревки, резал ложки, выдалбливал чашки и т.п.

Хотя большинство крестьянских изб состояло всего из одной комнаты, не деленной перегородками, негласная традиция предписывала соблюдение определенных правил размещения для членов крестьянской избы. Если печной угол был женской половиной, то в одном из углов дома специально отводилось место для сна старшей супружеской пары. Это место считалось почетным.

Лавка

Большая часть "мебели" составляла часть конструкции избы и была неподвижной. Вдоль всех стен, не занятых печью, тянулись широкие лавки, тесанные из самых крупных деревьев. Предназначены они были не столько для сиденья, сколько для сна. Лавки намертво прикреплялись к стене. Другой важной мебелью считались скамьи и табуретки, которые можно было свободно переносить с места на место, когда приходили гости. Над лавками, вдоль всех стен устраивали полки - "полавочники", на которых хранили предметы домашнего обихода, мелкие инструменты и т.п. В стене вбивались и специальные деревянные колышки для одежды.

Неотъемлемым атрибутом почти каждой избы Саитовки был шест - брус, вделанный в противоположные стены избы под потолком, который посредине, напротив простенка, подпирался двумя сохами. Второй шест одним концом упирался в первый шест, а другим - в простенок. Означенная конструкция в зимнее время являлась опорой стана для тканья рогож и других подсобных операций, связанных с данным промыслом.

Прялка

Особой гордостью хозяек были точеные, резные и расписные прялки, которые обычно ставили на видное место: они служили не только орудием труда, но и украшением жилища. Обычно с нарядными прялками крестьянские девушки ходили на "посиделки" - веселые сельские сборища. "Белая" изба убиралась предметами домашнего ткачества. Полати и лежанку закрывали цветные занавеси из льняной клетчатины. На окнах - занавески из домотканой кисеи, подоконники украшала милая крестьянскому сердцу герань. Особенно тщательно убиралась изба к праздникам: женщины мыли с песком и скоблили добела большими ножами - "косарями"- потолок, стены, лавки, полки, полати.

Одежду крестьяне хранили в сундуках. Чем больше достаток в семье, тем и сундуков в избе больше. Мастерили их из дерева, обивали для прочности железными полосами. Нередко сундуки имели хитроумные врезные замки. Если в крестьянской семье росла девочка, то с малых лет в отдельном сундуке ей собирали приданое.

В этом пространстве жил бедный русский мужик. Часто в зимнюю стужу в избе содержались домашние животные: телята, ягнята, козлята, поросята, а иногда и домашняя птица.

В украшении избы сказывались художественный вкус и мастерство русского крестьянина. Силуэт избы венчали резной

конек (охлупень) и кровля крыльца; фронтон украшали резные причелины и полотенца, плоскости стен - наличники окон, зачастую отражавшие влияние архитектуры города (барокко, классицизм и т.д.). Потолок, дверь, стены, печь, реже наружный фронтон расписывали.

Нежилые крестьянские постройки составляли хозяйственный двор. Часто их собирали вместе и ставили под одной крышей с избой. Строили хозяйственный двор в два яруса: в нижнем находились хлева для скотины, конюшня, а в верхнем - огромный сенник, забитый душистым сеном. Значительную часть хозяйственного двора занимал сарай для хранения рабочего инвентаря - сохи, бороны, а также телеги и саней. Чем зажиточней крестьянин, тем больше по размеру был его хозяйственный двор.

Отдельно от дома обычно ставили баню, колодец, да амбар. Вряд ли тогдашние бани сильно отличались от тех, что и сейчас ещё можно встретить - маленький сруб,

иногда без предбанника. В одном углу - печь-каменка, рядом с ней - полки или полати, на которых парились. В другом углу - бочка для воды, которую нагревали, бросая туда раскалённые камни. Позднее для подогрева воды в печи-каменки стали вделываться чугунные котлы. Для смягчения воды в бочку добавляли древесную золу, приготавливая, таким образом, щелок. Все убранство бани освещалось маленьким окошечком, свет из которого тонул в черноте закопчённых стен и потолков, так как с целью экономии дров бани топились "по-черному" и дым выходил через приоткрытую дверь. Сверху такое сооружение часто имело почти плоскую односкатную кровлю, крытую соломой, берестой и дерном.

Амбар, а нередко под ним и погреб, ставили на виду против окон и поодаль от жилья, чтобы в случае возгорания избы сохранить годовой запас зерна. На двери амбара вешали замок - пожалуй, единственный во всем хозяйстве. В амбаре в огромных ящиках (сусеках) хранилось главное богатство земледельца: рожь, пшеница, овес, ячмень. Недаром на селе говаривали: "Каково в амбаре, таково и в кармане".

QR код страницы

Больше нравится читать с телефона или планшета? Тогда сканируйте этот QR-код прямо с монитора своего компа и читайте статью. Для этого на вашем мобильном устройстве должно быть установлено любое приложение "Сканер QR кода".